- Фуфло ружьё и пуля нелетуча! - ругаюсь я на себя, когда что-то, вопреки ожидаемому, не складывается, не «идёт». Это страшно «волшебное» ругательство я сам сочинил, вернее, оно «само сочинилось», и никогда я не обращаю его на других людей с их «обстоятельствами»: слишком уж велика магическая сила этих нелепых словечек.

Ругнусь, бывает, и морок спадаёт, дело сдвигается с омертвелой точки, концы и начала «сами собой» сходятся. А ведь «несовременны» эти словечки, а ведь «искусственны», «придуманны», «поддельны» – вроде как а ля рюс. И значит – действовать не должны! Вот, к примеру, по такой, старушьей ворчбе:

«Бунин писал в 1918 (?) году:

“Какое невероятное количество теперь в литературе самоуверенных наглецов, мнящих себя страшными знатоками слова! Сколько поклонников старинного (ядрёного и сочного) народного языка, словечка в простоте не говорящих, изнуряющих своей архирусскостью!

Последнее начинает входить в большую моду. Сколько стихотворцев и прозаиков делают тошнотворным русский язык, беря драгоценные народные сказания, сказки, «словеса золотые» и бесстыдно выдавая их за свои, оскверняя их пересказом на свой лад и своими прибавками, роясь в областных словарях и составляя по ним похабнейшую в своем архируссизме смесь, на которой никто и никогда на Руси не говорил и которую даже читать невозможно”.

То же самое творится и спустя девяносто лет, надо только добавить к литературе – радио, телевидение и Интернет»*.

Бунин, верно, среди прочих Ремизова имел в виду, Шмелёва, может быть, а с ними Хлебникова, но Бунин и на Достоевского почём зря нёс. А Гранин – этот о ком, нешто обо мне, тырнетном троллеботе с троллебóталом на выйке? Хе: много чести. Значит – о ком? Да о вот такого, положим, рода поделках-подделках-самоделках:

В ту пору звери собиралися / Ко тому ли медведю, к большому боярину; / Приходили звери большие, / Прибегали зверишки меньшие. / Прибегал туто волк-дворянин, / У него-то зубы закусливые, / У него-то глаза завистливые. / Приходил тут бобр, торговый гость, / У него-то бобра жирный хвост. / Приходила ласочка-дворяночка, / Приводила белочка-княгинечка, / Приходила лисица-подъячиха – / Подъячиха, казначеиха, / Приходил скоморох-горностаюшка, / Приходил байбак тут глумян, / Живет он, байбак, позадь гумян, / Приходил целовальник-ёж: / Всё-то он, ёж, ежится, / Всё-то он щетинится...

Все «признаки преступления» налицо, всё точь-в-точь по г-дам Бунину с Граниным, чистейшее «изнурение архирусскостью»! А ведь это – Пушкин, Александр-свет Сергеич, лично, в текстике с заголовком «Начало сказки», и ведь это писано в пору самого что ни на есть расцвета его гения – в 1830 годе...

Вот я и думаю себе: Приходил целовальник-ёж: / Всё-то он, ёж, ежится, / Всё-то он щетинится... Ну и хрен с ним – приходил приходейно, попугал попугайно, пощетинился пощетинно, целований не дал, мытарства намыторил, ауюшки! Не страшно. С милордом Пушкиным против г-д Бунина-Гранина – не страшно! Не страшно, потому – нет русскому языку границ-пределов: то, дескать, бывшее, древнее, невесть кем сочинённое, значит «народное», значит «настоящее», а это – современное, известно дуракового авторства, посему – чепухня. Не так! Решительно не так.

Нет пределов русскому языку – живому, беспредельному во все и на все времена, а значит – не страшно, никто не страшен и ничто не страшно. А страшно когда я заругаюсь – не против себя, а на старушью ворчбу:

- Фуфло ружьё и пуля нелетуча!

* Д.Гранин. Все было не совсем так. М., 2011. С. 566-567.