Зацепило: «... слово “enfant” (“ребенок”) появляется к концу XI века как производное от “infans” (народная латынь). “Infans” содержит привативное “in” и корень, производный от глагола “fari” (“говорить”), то есть infans – это просто тот, кто не говорит. первоначально “enfant” – это только такой ребенок, который не умеет говорить, то есть примерно не старше трех лет. Затем “enfant” и “infans” вытесняют латинское “puer” (“ребенок”, “мальчик”) и начинают обозначать ребенка до семи лет, а затем и просто ребенка в противопоставление взрослому»¹.

По сути, русское «немец», означавшее изначально «человек, не умеющий говорить», «немой», т.е. не знающий языка, не имеющий языка, не владеющий языком, есть – по-русски же, из начала – ребёнок, дитё, младенец, поставляемый на ступеньку социума, где определены находиться требующие заботы, помощи, ласки – дети, самое дорогое во всяком племени, будущее его. Французы раннего Средневековья определили не умеющего говорить ребёнка именно как не умеющего говорить – не «не умеющего ходить», не «не умеющего плавать», не «не умеющего» сотню каких-нибудь других «умений». Умение говорить – первый признак «стоящего на ногах человека», и не только, наверное, у славян и франков.

Когда от иных «филологов» и проч. вычитываешь «этимологию» славян от «рабов» (известная и давняя историйка, углубляться не стану), ей-Богу, хочется наслюнявить им соску, вручить погремушку и посадить в загородку – чтоб не побились ненароком. То же необходимо заметить и господам, надрывно вещующим о «великорусском шовинизме», будто бы искони гнездящемся в племени русопятых.

«Немец» для русского никак не враг, потому в Евангелии о детках сказано в превосходной степени. И чем бы там «немец» не тешился, в какие «чудеса» не игрался, до каких «заумностей» не забалтывался, до каких притолок не вымахивал, до каких мерзостей не опускался – всё «дитёй» останется, навеки: обречон.

¹ Цит. по: Жак Деррида. Фармация Платона / Жак Деррида. Диссеминации. Екатеринбург, 2007. С. 181.