В.Непомнящий, «Удерживающий теперь», журнал «Новый мир», 1996 год, выдержка:
«…“Пасхальный” характер культуры Руси предопределил целый ряд коренных особенностей русской литературы, в частности главную проблему её – проблему совести (во всей широте этого понятия), проблему, переживаемую как драма вины. В сосредоточенности на этой драме (русский человек тем только, может, и хорош, что недорого себя ценит, обронил противник всяческих “идеалов” Евгений Базаров) – природа того, в чём обвиняют русскую культуру, говоря о свойственном ей “культе страдания”; но в этой сосредоточенности – парадоксально претворённое русской историей наследие пасхальной светлости культуры Святой Руси, которая, приняв христианский идеал в качестве нормы, тем самым заложила протоколлизию литературы, названной западным писателем XX века святой. В совестном страдании – главный нерв этой литературы, источник ее метаний и вдохновений, её крест и основа её человеческого кредо, которое своею светлостью прямо противоположно западному – по сути дела, глубоко трагическому – культу успеха и счастья и которое гласит:
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.*
Всё это, собственно, и есть природа того, что именуют “русской духовностью”.
Революция Петра была попыткой изменить эту природу, сломать хребет “старой”, православной культуре, оставить её в историческом прошлом; попыткой протестантского переворота, имевшего целью переделать нацию в “рождественском” духе, переориентировав на “заботы века сего”. И делалось это с поистине русским размахом».
***
Размах «культа страдания», всеохватность и вспроникающесть этого драматического действа, разнеся вдребезги волшебный сосуд «пасхальной светлости культуры Святой Руси», дал миру, в качестве нормы и человеческого кредо эпохи постпетровского «протестантского переворота», своего рода Голема и Цахеса – культ личности, одной из редко ныне замечаемых, однако характернейших и решающих дело черт коего было вменение властью слугам Божьим, священнослужителям, доносить на мирян-прихожан, не стесняясь нормой тайны исповеди.
И мы всё ещё – все поголовно! – по сей день «переворачиваемся».
Такова уж «природа» культа успеха и счастья, посаженного – «без права переписки» – в русскую почву: Рим на Рим.
*См.:
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино – печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть – на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Элегия. А.Пушкин, 1830 год.
