«Знания» увлекающийся дурак нагребал мешками, однако же и с каждой новой порцией всё отчотливее выговаривал заклинание-пароль, с алладиново-крезанутым «сезамом»: ну, таскать вам не перетаскать, а я, дескать, сваливаю.
И вот в эту-то самую «критическую» и, главное, самокритическую минутку по ушам похитителя сокровищ ударяла (вдруг!) бодрая музычка, над музычкой возвышался ещё более бодрый голос профессионального завлекалы-аниматора, и ноги влекли дурака точно по гаммельнской дорожке – к подиуму на заранее подготовленной площадке, с рядком по сусекам наскрёбанных конторских стульчиков. Стульчики были заняты некторого числа видавшими, как правило, виды людьми, одни из которых глядели чуть растерянно, с насторожинкою, другие бывало-натаскано улыбались, третьи сосредоточенно вворачивали внешнее зрение вовнутрь самих себя, как бы припоминая нечто со старанием не позабыть в натекающие минуты публичного торжества.
Да, это были писатели, авторы книжек-кирпичиков с тем или иным, трудами или лёгкостью случая добытым знанием.
Публика, прежде рыскавшая торговыми рядами, мало-помалу скучивалась у помостика – кто с позёвкою, кто с исканием кого-то признать, кто просто с зевакинской оглядкой сидельцев, над головами которых прохаживался зычный, усиленный громокипением баритон аукциониста (почти всегда – баритон, не беря в расчёт редкостей с женовидными мецца-сопрано, а то и контральто), накрикивавший имена и заголовки выставленных к торгу лотов, с краткими описаниями несравненных прелестей поделок и порою (даже!) выдвижений в какие-нибудь зычные номинации.
Программно выверенные накрики периодически перемежались выделением из рядка сидельцев очередной жертвы, а там и нападками в публику: вот же, поглядите-ка – самый настоящий и любимый (кем-нибудь – наверняка) Автор, Писатель Земли и Воды, он перед вами, не упустите счастливую возможность задать интересующий вас вопрос…
Публика, как водится при подобиях, частью мялась, где-то похихикивали, где-то отступали на безопасную дистанцию, где-то… Но аукционист-перфекционист настаивал раз, настаивал другой, и наконец добивался вопрошающего. Не мог не добиться: профессионал!
Я, признаюсь, в эту самую минуту всё своё внимание обращал именно на спасителя или спасительницу дела, потому театральность «магнетического сеанса» пробивала борты и хлестала через край: ну, подсадная утка ведь, не правда ль! Hocus Pocus, из глубин неполживого детства, этимологически, читывалось, восходящий, к восклицанию католического пастора в свершении таинства Евхаристии: «Hoc est corpus» – «Это тело».
«Неправда твоя, самая, причём, раздурацкая», - спешил возразить мне нутряной подкидыш, я ответно вздыхал и соглашался: человеку всегда найдётся что-нибудь да спросить; собственно, человек если чем-то и жив, то своими, часто несознаваемыми (вполне, т.е. рассудочно) вопрошаниями. Соглашатель во мне выводил пред нутряной бинокуляр славнопамятного (мною) поэта Василия Тредьяковского, изобретшего для подобных мне придурей неразрываемую цепочку небывалых до него словечек: «общество», «достоверный», «беспристрастный», «злобный».
Последнее-то точно – моё, а первым трём ещё поучиться надо, - выборматывалось в дураке, покидающем торговые ряды, увлекая ношу накупленных знаний прочь – через багажник к дому. Дома всё было хорошо да покойно, всё по полочкам, не портил картинки даже выторчивающий посреди упокоения «достоевский» столп, из «Подростка»: «Ну вот я наелся, а теперь что делать?»
Что, что? сны смотреть – учоные! Вернее, всё один и тот же сон с живой как живописной картинкой из учебника для детей с некоторой – достоверной! – подробностью быта и нравов рабовладельческого общества, именно: площадь с подиумом, на нём – группа разнополых и разновозрастных людей, полуодето-полураздетых, с цепями на руках или ногах, с шильдиками достоинств на груди, с растерянностями, страданиями и некоторой всё ж таки тенью надежды; над ними – аукционер, скорее баритонистый, чем басовитый, и – цена, каждому – своя.
И плакатик – поверх: «Рабы не мы», всегда прочитывавшийся в абсолют немотствований.
***
Нотабень из Бернарда Ш.: «… - Послушайте, но неужели у вас совершенно нет чувства морали?
- Оно мне не по карману, хозяин. Будь вы на моем месте, у вас бы его тоже не было. И потом, что ж тут такого дурного? Если … перепадет кое-что, почему бы и мне не попользоваться?»
Или – из журнала «Новый мир»: «Прекрасной России будущего не может быть без закрытия гештальтов прошлого и этому важнейшему общественному процессу нужны не только свидетели, но и свои певцы».
Нет (в этой побасенке) морали? Но и что ж тут дурного? Свидетели – встаньте: певцы петь будут!
