Напомню, на всякий случай, что это была буржуазная революция. Это были игры буржуа, мещан, по-русски, горожан – столичных, прежде всего, горожан: налогоплательщиков, ремесленников, торговцев, «интеллигентов», журналистов, студентов, художников и поэтов, т.е. всех, кто принадлежит «общему порядку» (аббат Сийес).
А с ними, в начальном этапе, революционировали, фрондировали аристократы, нотабли (1787-88 гг.).
Хрестоматийно твердят о крестьянстве как «движущей силе», искавшей свободы от феодалов; что, по мне, политически ангажированный, атавистический нонсенс: движимая сила – да, но не движущая, «иначе» революцию окрестили бы крестьянской, а не буржуазной. В Вандее крестьянство двигало историю; в Париже – «история» двигала крестьян.
***
Но с этим – ладно, а вот мы, мы с нашей новоявленной, от Запада с его играми мёртвых прихваченной демократией, с нашей буржуазной республикой, мы – в глазах «верующего Католика» и «верующего Православного» (масло масляное, но пускай) – кто мы, с нашими неДантонами, неМаратами, неРобеспьерами, из какого времени и из какого «собожия»?
Вопрос-то, что называется, градообразующий, Третье-Римский вопрос!
