***
Поутру, в обыденный выход за ворота, в дорогу, со всею честной компанией – собакой да котом, вдруг – встреча: лиса. Тёмно-рыжая, крупная, верно – лис; вышел из подлеска в колею, поглядел с минуту-другую на собрание зевак (а зеваки – на него, ответно, с места не сходя), сообразил что к чему, и потрусил себе, не спеша, помахивая белым сходом хвоста, безоглядно – вперёд, по дорожке, куда ведут ножки, в лесное из прилюдного.
Эх ты! – ухмыляюсь. Прислушался: лес притишен, летнего птичьего разнобоя как ни бывало. На линии электрических проводов – десятка три ласточек, точно из детской книжки с художественно исполненным нотным станом; прихорашиваются, собираются в сказошный Юг, вниз поглядывают: Дюймовочку ждут. И музыку. Какой-нибудь вальс. Вальс прощанья.
Темпо, темпо!
Но не японская медная мелочь XIX века, нет – наше, отечественное, до рожденья Пушкина – грош, по смерти – семишник.
Темпо, темпо!
Отчего нет?
А с вечера свиста наслушался – самого художественного из художеств: олень! От реки, завидев опасность, гарем свой остерегал, звал под защиту рогов и копыт.
«Умчи меня олень, в свою страну оленью…» Вспомнилось из детства, а мчать некуда: вот она страна – я сам.
Сплошь – песня, сплошь – музыка.
Лисья пора. Рыжая, прибуревшая, в мою масть.
