|
|
|
July 30th, 2017
09:41 am - Два АНгЕЛА – оДНА СУДьБа
Заметил: когда бросаю в публику сентенцию – что, дескать, вышли мы все из «Двойника» Достоевского (это против-то самой «Шинели» Гоголя), сыскивается непонимающее лицо, и лицо это принимается горячо возражать, исходя из своего, как правило, личного опыта. Возражения таковы (в общем и целом), что «не следует широко обобщать, потому кто из чего вышел, обобщателю не известно; а кто-то вышел из Некрасова, кто-то из Лермонтова, кто-то из Горького, иные так и вовсе – из Пушкина».
Не о том ведь речь, дамоспода, что тот или иной набор текстов того или иного творца литературных художеств оказал на ваши головы столь уж решающее воздействие. Всё проще, и простота эта задолго до Достоевского и (даже!) Пушкина нашла выражение во всем известной, почти детской картинке, именно: на одном плече человека сидит белый ангел, на другом – чорный; и который из этой неразлучной парочки возмёт верх в ту или иную минуту бытия – вопрос, вопрос свободы выбора.
Всякий отвечает на этот вопрос по-своему, и у каждого, в ту или иную минуту, чаши весов решения могут накрениться с одним знаком или с другим, в одну хорошую или вовсе противную сторону. Что до авторов художественностей, то самые умные и талантливые из них подводят дело на грань решения, а с тем и бросают, оставляя за читателем право определить и судьбу персонажей, и самого, может быть, повествования, а тем самым и свою собственную, читательскую-человеческую судьбу.
Порой, правда, кажется, что окончательное и бесповоротное решение уже принято, бессердечный (или, напротив – исполненный вселюбви) автор распорядился по-своему, дав герою полную «волю» действия, а читателю оставив функцию статичного созерцателя, тщедушно-задумчивого – ни о чём – «Смердякова», вот как тот же нашевсёлый Пушкин отчебучил на фоне Гётева феатрального задника:
Мефистофель
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я —
Я даром времени не трачу.
Фауст
Что там белеет? говори.
Мефистофель
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.
Фауст
Всё утопить.
Мефистофель
Сейчас.
(Исчезает.)
Так вот, убеждён: Пушкинское решение дела всепотоплением – фикция, уловка, провокация, остриём упёртая в левую персь читателя (читательницы особенно). Есть у меня (и давненько, признаюсь), подозрение, что именно из финала «Сцены из Фауста» Достоевский извлёк, путём выпаривания и возгонки знаменитую свою «слезинку ребёнка», которую нельзя человеку допустить даже имея целью тотальную счастьефикацию общечеловечества, или – всеобщую гармонию (или – спасение от той или иной «модной болезни»), что звучит, конечно, много возвышенней излюбленной Ликушиным гармонически-издевательской формулы.
С этой-то высоты, как с марсов, поздравляю причастных и причастившихся с днём одного из двух союзников России – Флота.
|
///Фауст
Всё утопить.
Мефистофель
Сейчас.
Ой, как хорошо было бы. ( Алиса.) ))
///(читательницы особенно) Приказ Главкомпоморде за нумером: Зачислить (всех поголовно) в береговые войска ВМФ Российской Федерации. ) |
|
