Тут я сразу должен сознаться, что валькирии, конечно, явление совершенно не русское, пришлое, залётное в наших представлениях о мистической стороне мира, и тем уже всякому Лукьяну Тимофеевичу чуждое, не натуральное, начитанное. Да что: ни один, почитай, из наших Лукьянов Тимофеевичей живьём никогда валькирий не видывал, а значит ни опознать явления, ни, тем более, уверовать в него не мог. Так-то оно так, конечно, да дело ведь в том, что наш Лукьян Тимофеевич Лукьяном Тимофеевичем никогда-то и не был. Не был он и русским человеком, как можно было подумать, узнав его имя и отчество. Именно! – эти имя и отчество не были настоящими для настоящего Лукьяна Тимофеевича; ненастоящесть их подтверждалась в его мутящемся сознании (напомню – Лукьян Тимофеевич был совсем плох) тем прежде всего, что он никак не мог присоединить к имени и отчеству хоть какой-нибудь из русских, пускай вовсе плохонькой и неблагозвучной фамилии; а без фамилии что это за имя и отчество и что за русский человек? Татарин злой, коварный башкирец, лукавый грек с прижимистым британцем, и те честнее.
Настоящая фамилия Лукьяна Тимофеевича, как снилось ему, была немецкая: Лилия-Анкер. Странная, конечно, и не только на русский слух, фамилия, но, во-первых, другой фамилии Лукьяну Тимофеевичу не приснилось; во-вторых – она рифмовалась в сознании Лукьяна Тимофеевича с «валькириями», рифмовалась пускай чудно, но рифмовалась-таки; в третьих – с фамилией Лилия-Анкер человек не имел права называться русскими именем и отчеством.
Последнее обстоятельство сильно смутило Лукьяна Тимофеевича: если он не Лукьян Тимофеевич, то кто же тогда? Лукьян Тимофеевич сонно отмахнулся от валькирий и стал приглядываться к мальчику-оборвышу, который странно заблудился в раю: что-то изнутри сна подталкивало старика к мальчику, что-то еле слышно нашоптывало о нём, но что, - это Лукьяну Тимофеевичу и хотелось узнать.
Валькирии тем временем, нисколько, кажется, не обидевшись стариковской неучтивости, собрались за левым плечом спящего и, вынув из походных своих сумочек крохотные и, наверное, волшебные фонарики, осветили всё вокруг тихим, чуть подрогивающим светом. Свет образовал вокруг Лукьяна Тимофеевича пространную сферу, схватывающую разом и его самого, и мальчика; а поскольку тот, ничего в своём отчаяньи не замечая, продолжал брести куда глаза глядят, свет потянулся за ним и повлёк за собою, - так уж устроены пространство и законы сна! - и самого нашего сновидца.
………………………….
