… мне непонятно восхищенье
перед науки торжеством.
Д.Хармс
У Замятина (автора знаменитой антиутопии «Мы») есть статья об одном, мало кому у нас известном немце, Майере, образованием медике, по-дилетантски гениально открывшем возможность перехода теплоты в механическую работу (то, чем широко, образованчески известен нам куда как бойкий его современник англичанин Джоуль), Майере, осмеянном за «фантазии» учоными той эпохи, а любящею женою (за «непрактичность») насильно помещонном в одиночную камеру психиатрической лечебницы. Всего за год из обуянного «манией величия» первого в мiре термодинамика удалось сделать нормального человека – вернуть на землю, в лоно семьи, с маленькими заботами, маленьким гешефтом и маленькими удовольствиями; вернуть, чтобы тот «спокойно» издох, насмерть задавленный килокалориями плотоядной любви.перед науки торжеством.
Д.Хармс
План человеколюбивой фрау Марты (так, должно быть, звали жену Майера) почти удался; почти – потому вдруг, годы и годы спустя, вокруг имени позорно осмеянного и славно позабытого безумца, усилием неких энтузиастов, началась мало-помалу нараставшая шумиха: появились статьи, реабилитировавшие его имя, пробились статьи, напоминавшие немцам о «научном патриотизме», грянули статьи, разоблачавшие шкурный интерес зачинщиков погубления неординарного, удивительного и удивительно беззащитного человека.
Майера отыскали, отыскав, изумились его положению, его состоянию, его никчемным занятиям, ничтожным его, «тараканьим» интересам. Изумились и ужаснулись содеянному. Немедленно были изготовлены лавровые и золотые венки, срочным порядком штамповались почотные медали и дипломы, краснодеревщикам едва не высочайшим именем заказывались палисандровые кафедры, а типографам – многотысячные тиражи трудов успешно (в ничтожества) исцелённого гения...
Скончался герр Майер, с трудом, кажется, сознавая общее, полученное от соотечественников и мiровой научной общественности признание: «награда нашла-таки своего героя» (а Джоуль таки остался «мерилом»). Но то, что мог бы сделать этот человек – мог сделать, будучи не то что поддержанным, а хотя бы не освистанным и загнанным в клеть, под известную у нас, «пушкинскую» цепь, – это осталось вне исполненного, погубленным едва не в зародыше, на корню.
Я не без нарощенной «цивилизацией» цинической ухмылки читал о Майере, не без усмешки вспоминал садовника Мюллера из давнего, «нашего», «культового» фильма о бароне Мюнгхаузене, с гением Янковским в главной роли, и думал: а ведь, чорт нас всех нагни да выдери, мы все, или почти все, в каком-то смысле – фрау Марты. И, на нашем-то месте, я бы поставил памятник этой особе, не супругу её, барону, но – ей. Ей, ей-ей, ей одной.
То есть всем нам, недрагоценные не мои фры Карамазовы и г-жи Хохлаковы, - в назидание.
