Сколько-то времени тому просмеялся Ликушин – вот на такой манер:

Сидит Адам в раю. Подходит к Адаму бык.

- Бык! - говорит Адам.

Откуда узнал? Нéоткуда. А волоокий идёт себе.

Подлетает к Адаму птица снегирь.

- Снегирь! - говорит Адам.

Странно так: ни снега в раю, ни подсказки из ветвей.

Подпрыгивает к ногам Адама зверушка смешная.

- Ликушин! - радуется Адам.

Ну, это просто – узнал.

Кто не знает Ликушечку? Кто в раю не бывал.

Кыш, кыш, чертенявыя!..

Просмеялся, помня, что человек «прозревал сущность творения – совокупность черт отдельных одушевленных тварей – и называл тварь сообразно ее сущности. Таким образом, сам факт наречения имен свидетельствовал о совершенном знании человеком творения. Поэтому Адам, имея безграничные способности в познании мира, видел сущность всего созданного и давал ему наименование. Адам, созданный после всего видимого мира, находился над творением, уже одним своим происхождением он мог возвышаться над тварью <...> “... Бог меняет имя Авраму на Авраам (Быт.17, 5), Саре на Сарру (Быт.17, 15) в знак избрания и установления особых отношений с ними, особых прав на них”. Имя – символ личности и путь к ее познанию».*

Просмеяться-то просмеялся, а не высказал, верно, главного – что человек дара своего, «совершенного знания творения», с исходом из Эдема вовсе не утратил, напротив – принялся его развивать «во всю ивановскую». Одна сторона «ивановской» показалась мне особенно любопытной. Проявилась она впервые (наверное – впервые) в «Книге о Фаусте» Иоганна Шписса (1587 год), и тут же, где броском, где ползучим выползом захватила весь мiр, ей-ей.

Таким вот макаром: «Имя этого духа, которое пишется здесь “Мефостофиль” (Mephostophiles), впервые появляется в заглавии главы четвертой и в тексте главы пятой. Таким образом, данное имя Дьявола впервые появляется в “Книге о Фаусте” 1587 года. Это не традиционное иудео-христианское или фольклорное имя, а новое словообразование ренессансного гуманиста, составленное из греческих, латинских и, возможно, еврейских элементов. Изобретатель этого имени неизвестен, неясны и его намерения, поэтому однозначно истолковать это имя трудно. Главные его составные части: греческое me (не), phos, photos (свет) и philos (любитель) – получается: “тот, кто не любит света”, ироническая перелицовка имени “Люцифер” (Светоносец). Окончание “филос” было изменено на “филес”, что соответствует обычному окончанию греческих имен: Aristoteles, Hades, Aristophanes; заметим, что Шекспир в “Веселых виндзорских кумушках” воспользовался латинизированной формой Mephistophulus. “Мефост”, вероятно, было заменено на “мефист” ради сходства с латинским mephitis (зловонный)».**

Поди поутверждай после, что человек существо в корне доброе, незлобливое и, главное, незлопамятливое. Вот как я к примеру. Потому, возникни сегодня в моей забубенщине мыселька как-то именовать злого духа нашего последнего времени, я бы, ни секунды не медля, брякнул:

- Мефистайфон!

- Мефистайпад!

- Мефистрайсофт mit Мефистэппл!

* А.Ухтомский. От составителя // Именослов. Киев. 2010. С. 6.

** Джеффри Б. Рассел. Мефистофель. Дьявол в современном мире. СПб., 2002. С. 74.