Блажен, кто молча был поэт.
А.Пушкин
Странная, немеряного объёма рифма в поговорке. А за нею смыслов – моря и горы. Налево – болото, направо – топь. Ходи медленно, верши скоро. А что – вершить? Смеяться или плакать? Или выбора нет, и просмеёшься – заплатишь, и прослезишься – на смех поднимут?
Миры мер и меры мирам. А делов-то, если не задумываться…
«По нашим данным, два основных вида смеха, смех насмешливый и смех жизнерадостный, должны объясняться по-разному. При насмешливом смехе человек невольно сравнивает того, над кем смеётся, с самим собой и у себя этих недостатков не предполагает. Такое объяснение впервые было дано Гоббсом. Он искал причину удовольствия от комического в чувстве нашего превосходства над слабостями того, кто осмеивается». - В.Пропп. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. М., 2007. С. 172.
(Ну, не фарисей ли Евангельской притчи?)
«... мы смеёмся в тот момент, когда переводим умственный взор или внимание с явлений духовного порядка на внешние формы их проявлений, причём эти формы вскрывают недостаток тех, на кого мы смотрим или за кем наблюдаем. Как только этот сигнал будет услышан другими, они тоже переведут взор, вдруг увидят то, чего не видели, и тоже засмеются. Но заразителен только насмешливый и жизнерадостный смех. Он всегда знаменует некоторое коллективное чувство, объединяющее людей. Циничный же смех есть смех индивидуальный, выражает такое торжество одного человека, которое не соответствует моральному инстинкту коллектива, а противоположно ему. Такой смех вызывает отвращение и возмущение и не обладает свойством заразительности. Он не относится к области комического. Смех как бы устанавливает человеческую, а следовательно, и общественную неполноценность осмеянного. Смех вдруг делает скрытый недостаток видимым для всех» [Выделил. - Л.]. - В.Пропп. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. М., 2007. С. 17-175.
(Но кто ж у нас «сам без греха»?)
«Л.Карасёв, автор специальной работы о феноменологии смеха, пишет по этому поводу: “Пара грех и смех «прозрачна» для христианства, установившего меж его членами твердое равенство и называющее и то и другое злом. Смех плоти – глупый смех, он низок и равен плоти. Так смех и веселье отождествляются и становятся синонимами. Христианская антитеза слез и смеха, рожденная логикой духовной инверсии, была наложена на реальность, в которой слезам на самом деле противостоял не смех, а радость и веселье. Заполнив же собой все пространство новой культуры, антитеза слез и смеха четко разделила их миры”*». - А.Л. Ренанский. Почему Фома Опискин боролся с Камаринским мужиком? // Достоевский. Материалы и исследования. № 18. СПб., 2007. С. 336.
* Карасёв Л. Опыт несмеяния // Человек. 1992. № 5. С. 45.
А как же, думаю, «смех сквозь слёзы»? Как – «невидимая мiру», Гоголевская слеза? Как – «единственная слезинка ребёнка», готовая сию же секунду исчезнуть на вспышке «немотивированного» смеха? Неужели «коллективное чувство» всё напрочь сносит, сметает с «праведного» пути? Неужель «смехи плоти» лишены радости и веселья? Неужели радость и веселье обесплочены, и кто, когда и какими «духовными очами» видел их?..
